— Даниль! — крикнула она. — Что здесь творится? Что ты наделал?
— Я не знаю! — завопил тот со всей силой страха. — Алис-Викт…
— Уходите отсюда, — звенящим голосом приказала та. — Бегом! Кыш!
— Алис-Викт, я ничего… я не нарочно… я отмену нажал…
— Потом разберемся! — рявкать Ворона не умела, у нее получился яростный визг. — Лёньку забери!..
Свет, раздиравший тонкий план, уже не напоминал ни северное сияние, ни бушующий океан огня: он был ровным, призрачно-белым и каким-то тяжелым. Спектр физических цветов кончился, закончились ассоциации, а накал энергии все рос и рос. Широков хрипло ахнул и, матерясь непослушными губами, осел на пол: его блоки оказались не так прочны, как данилевы, его успело обжечь. Только теперь Сергиевский перепугался по-настоящему; до сих пор казалось, что будет просто-напросто выволочка, скандал, пусть даже отчисление, и никак не приходило в голову, что кого-то может всерьез покалечить или даже убить…
При такой концентрации тонкой энергии переходить через точки было слишком опасно. Даниль схватил ставшего неподъемно тяжелым Лейнида и потащил его к выходу.
Позади Алиса Викторовна стягивала смертоносный, точно в утробе нейтронной звезды, свет на себя, выставляя модификацию «хирургической ширмы», усложненную и более мощную, заключала готовый выплеснуться огонь в непроницаемую скорлупу — но напряжение росло быстрее, чем она работала. Оно уже достигло критической отметки, и трансформации стоило ждать в ближайшие секунды — так вода встает над краем переполненного стакана. Аспирант не успел подсчитать, какое количество энергии должно было перейти в плотный мир, теперь на это тем более не оставалось времени, но сколько бы ни было над подвалом бетона, взрыва такой силы он точно не сдержит…
Потом Данилю прожгло защитные блоки.
Тренированные контактеры стараются уже при жизни полностью вынести мышление в тонкое тело: так гораздо меньше травмируется психика во время промежуточной смерти, возрастают шансы на естественное сохранение памяти в новой инкарнации. У Даниля и выбора-то не было — он слишком любил гулять в чистой форме, чтобы доверять плоти хоть что-то сверх положенного минимума. Но сейчас грубая и устойчивая плоть могла бы подарить ему еще несколько секунд — несколько секунд перед взрывом, который все равно убил бы ее, не дав ни спастись, ни спасти… Сергиевский упал, врезавшись локтем в распростертое на полу тело Лейнида; тот не пошевелился.
«Абзац», — подумал Даниль и, напрягая все силы, обернулся, чтобы в последний миг жизни смотреть на Ворону.
Чтобы увидеть, как ее отшвыривает в сторону ворвавшийся Ящер.
— Ох, — выдохнул Сергиевский и сел. Локоть ныл, голова гудела как после пьянки, острая дергающая боль электрическими разрядами прокатывалась по телу. — Ох… что ж я маленьким не сдох…
— Действительно, — не без сожаления сказал Лаунхоффер. Вид его свидетельствовал, что Эрик Юрьевич не прочь исправить это досадное недоразумение.
Он был страшен.
Он стоял спиной к компьютерным столам, скрестив руки на груди, и смотрел на Даниля в упор. Трансформация все же успела начаться; аспирант не понял, что именно проделал Лаунхоффер для нейтрализации ее последствий, он вообще пока с трудом понимал, где находится, но видел, как в тонком мире бьют гроздья молний, вспыхивают серебряные шары сверхновых, и пульсирует слепящая, ярко-белая, накаленная до непредставимого уровня аура Ящера.
Еще не скинувший ошметки своих щитов, полуслепой от ожогов Даниль не пользовался тонким зрением.
Но видел.
В присутствии Ящера так иной раз случалось: концентрация его личной энергии, постоянно балансировавшая на критической отметке, ее переступала, и тонкий мир противоестественно смешивался с плотным, создавая пугающие зрительные эффекты. Вот и теперь от Лаунхоффера исходил пронзительный свет, пробивавший тела и предметы насквозь, словно вспышка при термоядерном взрыве. Нельзя было различить его черты, они смазывались, превращая лицо в какой-то ослепительный лик, с которого грозно взирали пылающие зеницы.
Даниль съежился, ощущая жгучее желание уползти за плинтус.
— Эрик-Эрик-Эрик! — заторопилась Ворона, усаживаясь на полу; швырнул ее физически сильный Ящер от души, так, что маленькая и щуплая Алиса Викторовна улетела чуть ли не к дальней стене. — Спокойствие, только спокойствие! Никто не умер.
— Это-то меня и огорчает, — заметил тот, продолжая сверлить Даниля жутким огненным взором.
— Ну почему ты такой злой? — с преувеличенной беззаботностью засмеялась она, встряхивая головой. — Может, тебе велосипед подарить?
— Я не злой, — сказал Эрик, усмехнувшись; усмешка его была нехороша. — Но кто сказал, что я добрый?
Даниль сидел и тупо хлопал ресницами. В этот момент ему предоставлялась редкая возможность — оценить меру личной силы Ящера, но он ею так и не воспользовался. У страха глаза велики, и все же сейчас Сергиевский отчего-то был твердо уверен, что сила эта принципиально бесконечна.
— Эрик, не сердись! — взмолилась Алиса. — Мальчик просто мыслит научно.
Ящер покосился на нее с вопросом; сияние его ауры гасло.
— Если есть кнопка, надо ее нажать и посмотреть, что будет, — Ворона пожала плечами и захихикала. — А что, кстати, будет?
— Что это было? — эхом пробормотал Даниль.
— Формат диск Це, — с присущим ему покойницким юмором сообщил Лаунхоффер.
Океан вернулся в привычные берега; отдел мониторинга теперь снова освещали только лампы дневного света, и после огня чистой энергии казалось, что воцарились сумерки. «Если б это был формат диск, я б на месте Ящера меня сразу убил», — решил Сергиевский и почти успокоился. Кажется, Алиса Викторовна всерьез собирается его защищать, а значит, ничего особенно ужасного Лаунхоффер с ним не сотворит.