И все равно — шел. Смотрел.
Шизофреническая Аннаэр со склонностью впадать в прострацию, любовью к японским мультикам и способностью сутками сидеть в интернете.
Мрачная Девочка.
— Ань, а почему ты боишься Ящеру звонить? — не вынеся молчания, ляпнул, наконец, он. Углубившаяся в размышления Аннаэр не услышала, и вопрос пришлось повторить.
Тогда она подняла голову и смерила его мрачным взором.
— Не называй Эрика Юрьевича Ящером, — сказала холодно. — Хотя бы при мне. Я много раз просила.
— Ладно, ладно… почему ты Лаунхофферу не звонишь?
— Я звоню.
— А сейчас?
— Я не хотела помешать.
Даниль помялся. Он, конечно, сам себе устроил инквизиторские пытки, уйдя с работы слишком рано и слишком рано выманив с нее Аннаэр. Каждый раз некстати воскресала надежда, что вот сегодня-то он сумеет нормально с ней поговорить, а то и пригласить куда-нибудь. Сергиевский лелеял коварный замысел: в этом «куда-нибудь», куда нормальные парни водят нормальных девушек, Аня перестанет быть вещью в себе и сделается обычной заученной дурой. Излучение ее внутреннего мира, слишком живого и могучего, рассеется, а тогда, быть может, исчезнет и наваждение.
— А… как у тебя с диссером?
Говорить с Аннаэр можно было на три темы: о науке, о Лаунхоффере лично и о японских мультфильмах. С последней темой Даниль был в пролете, так что оставались первые две.
— Нормально, — Мрачная Девочка, похоже, не собиралась поддерживать беседу, но все-таки сдалась. — Мне летом пришлось половину третьей главы переделывать, данные неверные оказались. Ну и теоретическую часть тоже переписать надо было… я переписала, не знаю, что Эрик Юрьевич скажет. Мне не нравится, — она опустила глаза, занервничав, — надо еще думать, я не успевала ничего, работы много было… ужасно. Я и сегодня весь день думала, ничего не придумала. Голова кругом пошла. Эрик Юрьевич…
— Что ты так из-за Ящера переживаешь? — тоскливо спросил Даниль.
— Не называй его Ящером! — Аннаэр резко обернулась. — И не делай вид, что тебе все равно. Можно подумать, я не вижу.
— Что?
— Эрик Юрьевич курит — и ты начал. Эрик Юрьевич носит зимой летние плащи — и ты носишь. Ты тоже перед ним преклоняешься.
Даниль окончательно скис, тем более, что крыть было нечем.
— Ань. Ну почему мы все время говорим о нем?
— Потому что мы к нему идем, — сердито отвечала она.
— Ань, — беспомощно повторил Даниль. — Может… может, мы в кино как-нибудь сходим?
— Зачем?
Она его не отшивала, она искренне изумлялась, зачем люди ходят в кино. Сергиевский приближался к отчаянию. Снова та же фигня.
— Ну… — он мучительно искал тему, — а кто ты на ЖЖ?
— У меня нет ЖЖ.
— Ну… у тебя же есть место, где ты в Сети обычно сидишь?
Аннаэр покосилась на Даниля с таким видом, точно он попросил у нее код от кредитной карточки.
— Там нет ничего для тебя интересного.
— Ну почему ты так решила? — он решил, что в меру поканючить будет забавно, но просчитался. Лицо Аннаэр приняло неописуемое выражение, напоминавшее одно из неописуемых выражений лица профессора Воронецкой; Мрачная Девочка остановилась, прикрыла глаза и странным голосом изрекла:
— Ибо.
Даниль смирился.
— Понял.
Слишком много времени оставалось им пробыть вместе. Аспирант готов был скрипеть зубами. Даже отправься они к метро, все равно приехали бы раньше назначенного. «Кстати, а может, правда в метро?» — пришло Данилю в голову. Подземки он не видел уже лет пять, с тех пор, как доцент Гена обложил его матом, после чего студент Сергиевский внезапно научился передвигаться как положено — через совмещение точек.
Идея романтичной поездки с девушкой в метро некоторое время занимала его мысли, но казалась все менее и менее удачной. Потом образ матерящегося Гены встал перед глазами, и Даниля осенило.
— Ань, — улыбнувшись, окликнул он.
— Что?
— У нас еще времени прорва…
— Да уж, — недовольно согласилась та. — Не надо было меня вытаскивать.
— Я вот чего — давай по тонкому плану погуляем вместе. По крышам, или просто так.
Эрдманн покривилась, но вместе с тем черты ее немного смягчились.
— Только на крыши меня не тащи, пожалуйста.
Переход через совмещение точек выполняется просто, легко и мгновенно: тонкий мир параллелен плотному, но на этих параллелях можно соединить любые две точки. Вся задача — только переназначить координаты достаточно быстро, и немедля окажешься в нужном месте.
Есть еще один способ отделаться от тяжести плоти. Он значительно сложней и опасней, но захватывающе интересен, потому что позволяет будто бы оказаться в совершенно другом мире, на деле же просто увидеть под иным углом мир привычный, и не как полагается — после смерти плотного тела — а при жизни. Душа — уникально мощный энергоноситель, но переход в чистую форму требует использовать ее еще и как жесткий диск. В специально выделенный фрагмент записывается информация о каждом атоме плотного тела, а потом тело распыляется на атомы. Пока информация сохранна, его в любой момент можно восстановить.
…Перейдя в чистую форму, Даниль выпрямился и поискал Аннаэр взглядом. Он не знал заранее, нравятся ли ей такие прогулки, но явно угадал. Идея была та, что чем сложнее работа с тонким планом, тем выше квалификация работающего, а высокая квалификация у Мрачной Девочки определенно должна ассоциироваться с обожаемым Лаунхоффером.
Аннаэр чуть оступилась, когда сквозь нее там, в плотной Вселенной, что-то прошло или проехало. Потом раскинула руки в стороны и подняла лицо к небу: здесь было непрозрачное, сияюще-мглистое небо, точно инкрустированное золотой нитью, прочерченное мерцающими дорогами влечений и закономерностей Неботца. Две величайшие стихии ограничивали мир сверху и снизу, как сближенные ладони. Дочерние сущности жили и мыслили между ними; если пожелать, вдали тут и там можно было различить личности антропогенных богов, подобные колоссальным областям света. Заметить людей было куда труднее.