Хирургическое вмешательство - Страница 116

К оглавлению

116

«Кто должен, если никто не должен?» — спросила Ворона.

Даниль вздохнул и сказал:

— Проблемы, Ксе. Но я попробую их решить.


— Иди домой, — велел Ящер.

Он опустил ладонь между ушами Великого Пса, и доберман напрягся на месте, выискивая жертву бессветным взглядом.

— Эрик Юрьевич, — хрипло сказал Сергиевский. — Я не могу.

Тот не ответил; Даниль не знал, ждал ли он продолжения или просто игнорировал аспиранта, но все же добавил, упрямо и зло:

— Они не мусор. Никто не мусор. И я…

— Что? — с интересом спросил Лаунхоффер.

Даниль замялся, переступил на месте, опуская глаза; тянуло оглянуться и посмотреть на Ксе и прочих, но не хотелось перед ними показывать страха. Тогда он мучительно оскалился и сказал — как с берега в омут бухнул:

— Я вам не позволю.


Высокий светловолосый человек щелкнул зажигалкой и посмотрел в сторону леса. Ксе не видел, как и откуда он появился, но подозревал, что так же, как и Даниль — ниоткуда. Новоприбывший стоял далеко в поле, на снегу, куда странно было бы забраться просто гуляючи. Сергиевский пару раз объяснял, как осуществляется такой способ перемещения, но Ксе про себя все равно называл его телепортацией.

«Это, наверно, тот самый Ящер», — подумал жрец. Светло-серый летний плащ, почти такой же, как у Даниля, развевал ветер; Лаунхоффер курил, гладил собаку и о чем-то раздумывал.

Даниль стоял к ним с Женем спиной и неотрывно смотрел на своего руководителя. Кулаки его судорожно сжимались и разжимались. Ксе чувствовал себя удивительно спокойно; он хотел бы передать Данилю часть своей странной невозмутимости, но не знал, что сказать, и молчал.

— Я вам не позволю, — повторил аспирант шепотом.

«Он боится», — думал Ксе.

Жень шагнул вперед.

— Даниль, — звенящим голосом сказал он, — я…

— Сам понял, что сказал? — осведомился Эрик Юрьевич; он не сдвинулся с места, а голос звучал рядом. — Вы, молодой человек, развлекитесь немного.

Он убрал ладонь с темени добермана, и Великий Пес сорвался с места. Жень тихо ахнул. Черная собака летела молча, с сомкнутой пастью, стремительно, как торпеда; Ксе встревоженно глянул на божонка, но тот лишь решительно нахмурился и тряхнул волосами. Не добежав до них какого-то десятка метров, доберман прыгнул, взвившись в воздух — так же беззвучно, как бежал, не было слышно даже удара лап о землю — и пропал из виду.

Следом исчез Жень.

Верховный жрец по-прежнему чувствовал его присутствие, Жень всего лишь ушел в тонкий мир, чтобы сполна использовать всю обретенную мощь. «Он хотел сцепиться с Псом, — подумал Ксе. — С того самого дня. Доказать себе, что может. Теперь… но теперь Даниль — один».

Сергиевский медленно выдохнул и опустил голову.

— Ну вот где-то так… — нелепо пробормотал он.


Непереносимо яркая точка полыхнула, на миг ослепив, но в следующий миг переменилось само зрение, и уже нельзя было оторвать глаз от нее, плавно, как звезда, парившей над снежной чашей. Одна за другой от нее исходили медленно тающие сферы света. Казалось, ничего в мире нет краше этого лучезарного сияния; тона его, возле точки прохладно-голубоватые, постепенно наливались теплом, переходя в оттенки летнего солнца, заката, золота, янтаря… Серый зимний рассвет уступил им пространство небес, снег и облака отражали их, заполняя мир нежным, певучим, ласкающим сердце блеском чародейной звезды…

Ксе понял, что видит физическим зрением происходящее в тонком мире; так уже бывало с ним, в тот раз, когда Жень налетел на адепта. Жрец поторопился вчувствоваться в происходящее как положено контактеру — и растерялся. Ксе умел смотреть как стихийник, умел смотреть как антропогенник, мог с полным правом считать, что в тонком плане ориентируется как рыба в воде, но то, что сейчас делал Даниль, он не то что понять — увидеть толком не мог.

И самого Даниля не видел.

Только сияние; хрустальные полуокружности, исчезающие в полумраке, легкие лучи, уходящие в бесконечность, призрачные зеркала, невидимые ручьи, тончайшие нити, на пределе слышимости вызванивающие неведомую мелодию… Он находился внутри, рядом с центром странного мира, и шестым чувством слышал, что все они — стфари и нкераиз, люди и боги — тоже внутри, а за пределами огромной, но не бесконечной этой сферы было ли что? кто знает?.. длились шелест и ворожба, отзывались струны бесплотным эхом, и медленный серебряный ветер наполнял легкие предощущением взлета…

— Нефиг радоваться, — угрюмо сказала сфера, журча ручьями. — Я в таком режиме долго не протяну.

— Даниль?! — Ксе разинул рот. — Ты…

— Я.

— Что это?

— Я, говорю же.

— Что ты делаешь?! — потребовал жрец.

— Вот зануда, — сказал окружавший его сияющий мир. — Ладно. Я сначала лаунхофферских тварей из стихий выключил, ну, как из розетки штепсель. А Ящер пришел и на личную силу их запитал. Сам стал вместо всех стихий. А что мне оставалось? Я то же самое сделал. Так что я теперь вам тут вместо мамы и папы.

— И что дальше?

— Дальше?

Звездно-синий прибой накатывал, осыпая серебряной пеной; острогранные кристаллы рождались из пелены призрачного тумана и растворялись в ней.

— А дальше, — сказал мир, — либо Ящер передумает, либо я помру. Но он никогда не передумывает.

Ксе умолк.

— А ты не парься, — посоветовала звезда. — Вас с Женькой он не тронет. Вы ж не стфари.

— А это все равно, — грустно ответил тот. — Ты ведь тоже их защищаешь…

Он не понял, как это вышло и как он это почувствовал, но звезда вздохнула.

116